Безразличное к бурям, что сотрясали сердца летевших детей, небо сияло первозданной красотой.

Только подлетев к барже и начав снижаться, они почувствовали, как закоченели на высоте. Хотя дрожали они, конечно, не только от холода, но и от всего пережитого. Сопля ловко управлял опиникусом с помощью серебряной свистульки, однако за всю дорогу не проронил ни слова.

Пролетев под мостом, дети увидели и других крылатых стражей рухнувшей башни. Многие из них уже были тут. Сопля, мягко посадив опиникуса, спрыгнул с него, обернулся к Спичке – и остолбенел: по комбинезону девушки расползалось большое красное пятно.

– Спичка!

Она была так потрясена последними событиями, особенно рассказом о гибели Обрубка, то и дело представляла, как он, пронзенный двумя копьями, падает в пустоту, что до сих пор ничего не замечала. Только на земле ранение дало о себе знать.

– Что это…

Она слегка покачнулась, потеряв равновесие. Кровавое пятно выглядело жутко. Сопля, подбежав, быстро осмотрел девушку и тут же обнаружил кусок железа, торчавший у нее из спины между плечом и лопаткой.

– Ладно, ничего страшного, – сказала Спичка, морщась.

– Сомневаюсь. Идем, – приказал мальчик.

Они вернулись к птице, с которой только что спустились, и снова оседлали ее. Только теперь Спичка сидела впереди, а Сопля направлял движения крылатого существа, то и дело поглядывая на рану девушки.

Ей показалось, что за пару минут стало холоднее градусов на десять. По крайней мере, теперь она непрерывно дрожала, да так сильно, что всё ее худенькое, истерзанное и усталое тело сотрясалось. Теперь она уже не могла наслаждаться тем, что несется над залитой солнцем столицей, сидя на спине мифологического существа. Внизу проплывали крыши зданий, люди, похожие на муравьев, занимались своими повседневными делами, дымки из труб поднимались в парижское небо, вдалеке возвышалась башня господина Эйфеля… Но у Спички уже не было сил глазеть по сторонам.

– Держись крепче, начинаем спускаться, – предупредил Сопля.

Превозмогая боль, девушка открыла глаза и узнала квартал.

– Я не хочу туда возвращаться! – воскликнула она.

– Думаешь, я хочу?

Их старый приют находился в двух шагах отсюда. Близость этого унылого места всколыхнула в душе самые неприятные воспоминания. Следуя указаниям Сопли, крылатое существо приземлилось во дворе маленького, невзрачного домика.

– Ну, всё. Теперь лети обратно к своим хозяевам, – велел Сопля и осторожно погладил опиникуса по крылу.

Тот взмыл вверх и вскоре исчез из вида.

Сироты очень хорошо помнили, как явились сюда год назад – под покровом ночи, запыхавшись от быстрого бега. Им улыбнулась удача: какой-то прохожий подробно объяснил дорогу. Сопле казалось, что сейчас он повторяет те же жесты, что и тогда, – так же топает по мощеному дворику, вытирая пот со лба, так же стучит в ничем не примечательную дверь… Табличка с указанием профессии и имени владельца висела на том же месте.

– ТУК, ТУК, ТУК…

– Да? – откликнулся мужской голос.

Дверь распахнулась. Перед ними стоял мужчина среднего роста, опиравшийся на трость. У него была аккуратная темная бородка и маленькие круглые очки. Судя по всему, он только что встал из-за стола, где выписывал – своим неразборчивым почерком – рецепты ожидавшим пациентам.

– Но что… – изумился он. – Вы? Входите!

– Доктор Ипполит, нам нужна ваша помощь, – взволнованно начал Сопля.

– Всё нормально. Не надо поднимать шум! – огрызнулась Спичка и снова поморщилась от боли.

Доктор отступил в сторону, пропуская мальчика, который бережно поддерживал рыженькую девушку. Потом усадил ее на табурет около своего стола, закатал рукава рубашки, запачканной во время предыдущей операции, вымыл руки и занялся раной.

– Больно? – спросил он.

– Немного, – ответила девушка, сжав зубы.

Сопля отошел в сторону, чтобы не мешаться под ногами, и прислонился к стене. Дневной свет с трудом проникал сквозь покрытые уличной пылью окна. Кабинет доктора выглядел более чем скромно, здесь явно обслуживали небогатую публику. Единственным украшением был маятник Ньютона[16], стоявший на столе. Равномерные колебания его шариков завораживали мальчика.

– А я всё думал, не заглянете ли вы ко мне? Было интересно узнать, как ваши дела.

– Извините, – Сопля громко шмыгнул носом. – Мы были сильно заняты в эти последние… месяцы.

– Как поживает ваш друг?

Услышав этот вопрос, сироты вздрогнули. Разумеется, доктор говорил об Обрубке, которого год назад спас от гангрены. И который сегодня погиб. Не дождавшись ответа, мужчина, кажется, догадался, что случилось, и не стал продолжать разговор. Он осторожно извлек из плеча Спички железный штырь сантиметра четыре длиной, который зазвенел, когда его кинули в раковину.

– Выглядит, конечно, очень впечатляюще. Но реальной опасности нет. Я сейчас продезинфицирую, будет немного щипать. Потом я наложу повязку. И вам на несколько дней придется отойти от дел.

– Спасибо. Мне почти не было больно. Вы – гений!

Он крякнул и улыбнулся.

– Я просто врач. Это моя задача – чинить то, что сломалось.

Девушка вдруг покраснела и смущенно опустила глаза.

– Доктор Ипполит… Простите… Но нам нечем заплатить…

– Ничего страшного, – спокойно ответил он. – Не то чтобы я сильно в этом сомневался. Если хотите, давайте условимся, что когда вы разбогатеете, то оплатите мне все оказанные услуги.

– Договорились, – улыбнулась она.

– И всё-таки берегите себя, вы ведь не бессмертны.

Возразить на это сиротам было нечего. Когда доктор закончил перевязку, Спичка подняла голову и увидела, что Сопля явно чем-то озабочен.

– Ты в порядке? – спросила она.

Мальчик, погруженный в свои мысли, отозвался не сразу.

– Я не понимаю, – наконец произнес он, – почему он побежал меня спасать? Почему закрыл собой? Ведь он мог, я не знаю, просто крикнуть, предупредить. Или убежать, как он делал всегда…

Спичка, помолчав, проговорила:

– Потому что… ну, это была его задача… как главаря… защищать нас…

Сопля посмотрел ей в глаза и с удивлением заметил, что они полны слез.

– Он сделал это для тебя! – не выдержала девушка. – Он хотел тебя спасти! Всё время хотел…